Юрий Ценципер - Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива
Так как течение очень шустрое, то жмем не очень шустро – 10–12 км в час. Утром сиганул через знаменитые Козачинские пороги. Погода – Ницца!
Сейчас буду есть некоего ЧИРА – в жареном виде…
…ЧИРА съел. Сейчас сижу на самой макушке корабля и гляжу окрест. С-И-Б-И-Р-Ь!
Целую каждого по очереди – мужиков и Атьку.
Ашунька.
А Юра так вспоминает тогдашние будни отца:
Стричься отец ходил только в гостиницу “Москва”, в лучшую тогда парикмахерскую города. Приучил к ней и меня. Любил хорошо одеваться, нравиться женщинам, любил сыр рокфор, часто ходил с фотоаппаратом.
В 1960 году 437-я школа переезжает в новое здание. Новая директорская квартира, тоже при школе, оказалась гораздо больше прежней – правда, Юре и Володе все равно приходилось делить одну комнату.
Целина
Начало августа 1958 года, Володя пишет домой:
Работать здесь приходится очень много: в отдельные дни по 14–16 часов, да и все по жаре и пыли. Зато, ввиду того, что организация труда плохая, а нагнали нас сюда чересчур много, то бывают дни почти безделья – вот и на меня сегодня такой выпал. Я уже и копнил, и возил сено на огромной тракторной тележке, и два дня грузил саман – это такие местные кирпичи по 15 кг. Грузили мы их вчетвером – 3,5 тонны, зато в эти дни зарабатывали по 50 рублей и более. А вообще-то, как я тут заметил, зарабатываем мы на харчи и на жизнь немножко, т. е. рублей 14–15 в день, а ведь надо учитывать, что на обратную дорогу с нас вычитают – так что это все, конечно, бредни, будто бы много зарабатывают.
Сейчас я уже второй день вожу трактор и на нем деревья из лесу, т. к. строим себе общежитие на случай холодного сентября. А жара у нас страшная, пить хочется, несмотря на мою тренированность, – страшно. А вода только несколько дней как хорошая, а то поили нас соленой водой из солончакового озера. Приходилось пить, пили такую прямо-таки гадость, как чай с солью и сахаром. Ничего, приеду, попьем мы с тобой, да и здесь налаживается.
Видели мы тут настоящий степной пожар – на огромном расстоянии горел сухой ковыль, по степи жар неописуемый, и мы с огромным трудом остановили огонь примерно в 2–3 метрах от полей пшеницы – страшное, незабываемое зрелище. А на следующий день новое приключение: у одной девушки стало очень плохо с сердцем, а врача близко нет, и вот мы с одним парнем сначала бежали несколько км до дороги, поймали нашу машину и через степь и хлеб со скоростью 100 км в час в больницу. В общем, жизнь веселая и богатая впечатлениями. Чувствую я себя здесь хорошо и бодро.
…Нары деревянные вокруг стоят,
На них как окаянные целинники сидят,
Все вещи собирают,
Когда отъезд, гадают
И очень есть хотят…
В 16.30 ровно приказ из Борового
Придет, наверно, нам –
Чтоб вещи отложили,
Тоску и грусть забыли,
Вставали б по местам.
…Кстати, после твоего, папа, письма решили газету назвать “Сопли и вопли”…
Из дневника:
Утро 25-го! Мой день рождения уже! Пора подводить предварительные итоги. Как сказано! Но по порядку.
Вчера получил маленькую посылку из дома. Поздравление от всех! Плюс сапоги – наконец-то! А в них – в них – внутри! Кусок зачерствелого пирога! Интересно, что я единственный, кто получает вести из дома КАЖДЫЙ день! То письмо, то записку просто, а то газету или даже кусок ее. Но! Каждый день!
Из-за моего дня рождения ребята освободили меня от работы. Девочки “кухонные” – нагрели мне бочку воды и вымыли меня в ней! Мыли трое – “уполномоченные” от остальных. Подарили мне… – вилку – …обыкновенную вилку для еды! Я, наверное, единственный на всю целину могу есть вилкой! А надпись какая хорошая на ней нацарапана: “Умному! Хорошему! Доброму! Гр. ЧМТ МАМИ Целина”.
Я в ответ сделал себе из старой рубашки манишку, очень хорошую “бабочку”. Оделся к столу, освобожден от любой работы! Даже на стане. Но возбудился. Не могу спать. А очень ведь хотел. Недосып набрался.
Хочется подвести итоги и написать что-то умное, но… не получается! Видно, зря меня считают письменно “умным”!
Шатаюсь по стану, т. к. мне действительно не дают ничего делать – пытка какая-то бездельем. Вот бы родители удивились!
День какой-то прекрасный, но странный. А пока удовольствуюсь тем, что обо мне официально сказали – написали – мои товарищи: “Умный! Хороший! Добрый!” А ведь еще одна девушка считает “красивым”. А что еще надо.
Из писем:
Помылся и попарился в “черной” бане, немного там простыл – лежал один день – сейчас снова на комбайне и чувствую себя отлично.
…Пока ничего не потерял, но и приобрел (деньги) очень мало: как мы говорим, “на харчи и чуть-чуть на жизнь”.
Исхожу стихами и “песнями”. Это я писал больной с натуры:
Ветер хлопает полотнищем палатки,
Трактор рядом третий час стучит.
Я, укрывшись потеплей, украдкой
Карандаш взяв, вновь пишу стихи.
……………………………
В голове опять раздумий шелест;
Я с больной тоской гляжу в окно.
Холодом сырым из дырок веет…
Ветер рвет палатки полотно…
Две недели ждать еще отъезда –
А пока укроюсь потеплей…
Да, чертовски действует на нервы
Этот дождик, льющий ночь и день…
Ну, вот так и живем: весело и грустно и не очень вкусно. Привет большой всем.
Осень идет, все время снег, стоит очень холодная и ветреная погода. Вечером возвращаемся поздно и спим в машине на ходу, холод страшный и ветер: хорошо “очень”, но немного тяжело. Я благодарен и рад – все-таки это хорошо – получать часто письма и по возможности отвечать также часто.
Снег, снег и ветер… Лицо затвердевает и горит так, что чувствуется спустя много-много часов после работы, но тут очень приятная весть: наш агрегат (!!!) наградили, нас, комбайнеров, – отдельно с медалями республиканскими, всех остальных – грамотами, все-таки это очень приятно. Объявили приказ с записями в личное дело и характеристикой.
Довольно паршивый вечер, в столовой одни коптящие лампы и немного народа: сидят, многие пишут письма, мало читают, некоторые тихо-тихо поют, разговаривают. На кухне варится заяц, которого сегодня ребята подстрелили. Едим леденцы, которые прислали кому-то. Кто-то тихо-тихо говорит, а говорят почему-то о Спинозе и о Южной Корее.
